Глава 1.

- Поттер! Иди сюда, сейчас же!

Голос нашей новой нянечки миссис Хервидж относится к такому типу голосов, которые неизменно раздражающи. Они, наверное, действуют на какие-то совершенно определенные области мозга, заставляя зажимать уши всякий раз, когда я слышу их. Особенно, когда человек, обладающий таким голосом, не старается говорить мягче и тише. Миссис Хервидж определенно не старается.

Эта дама работает у нас всего около месяца и уже боится меня. Она знает, что сейчас я встану и приду к ней. Хотя сидеть здесь хорошо. Гораздо лучше, чем рядом с Хервидж. Лия тихо вздыхает рядом. Она тоже любит солнце. Сейчас оно закатное. "Красное, хорошее", - говорит Лия. Именно такое, какое ей больше всего нравится. Для меня это пустой звук, но я люблю, как оно греет. И люблю, как Лия говорит об этом. Она коверкает слова, и понять её очень сложно. Но мне удается. Едва ли не единственному из всех нас.  У неё мягкий и очень нежный голос. Таким голосом, наверное, матери поют колыбельные младенцам. Я не помню. Лия говорит, что, когда я улыбаюсь, у меня солнечная улыбка. И что я очень редко улыбаюсь. Я знаю.

Хервидж, как и остальным взрослым, не нравится, когда я спускаюсь во двор. И, хотя сейчас я всего лишь на крыльце, они предпочли бы запереть меня в комнате до конца моей жизни. Так и было где-то лет до шести. Пока в одном из складских помещений Гай с Лией не нашли старое-престарое пианино. Как они туда попали, тоже вопрос тот ещё, но, в конце концов, им удалось объяснить мне, что у пианино "очень хороший звук". Дело в том, что у Гая, впрочем, как и у меня, абсолютный слух. И у него очень красивый голос. Мы трое просидели около этого пианино очень долго. Пока мадам Эллис не нашла нас. Вообще-то, нам очень повезло, что обнаружила нас именно мадам, а не кто-то другой.

Мадам Эллис работает в интернате очень долго, и она уже давно не молода. Она по-настоящему любит детей. Это редкое качество для тех, кто возится с нами. Мы не можем заставлять их любить нас. Или винить их в чем-то. Мы можем только быть благодарны. Особенно нашей самой лучшей Эллис. Она выбила-таки для нас это пианино. И уже через два года наш дуэт повезли в Лондон. Гарри и Гай – две диковинные зверушки, как же! Я играл, а Гай пел. Говорят, это было по-настоящему красиво. Это был наш шанс на будущее. Особенно мой. И я хорошо осознаю это. Сейчас три раза в неделю к нам из города приезжает учитель одной из музыкальных школ. Мистеру Эдносу тоже нравится заниматься с нами. И его, конечно же, нашла нам мадам Эллис. По крайней мере, он не относится к нам с пренебрежением, страхом или подозрением. И он нас действительно учит. Он требователен и строг. Мы благодарны ему за то, что не видим от него жалости.

Вообще, Гай, Лия и я как единый организм. Мы даже живем в одной комнате, хотя это и не по правилам. Мы были очень маленькие, когда привезли Лию. Мест у девочек не было, и её временно поселили третьей к нам. Об этом нам рассказывала мадам. Когда Лию отселили, то мы трое стали болеть, особенно тяжело было ей. Ведь только я каким-то образом понимал все, что она говорит. Мы дополняли друг друга, и именно поэтому смогли стать к нашим одиннадцати годам такими, как сейчас.

Вообще, действительно странно, что отказались от Гая. С Лией сложнее, а про себя я вообще молчу. Я не знаю, привезли ли меня сюда родители или кто-то другой, но обычной семьи у меня нет. Моя семья – Гай и Лия. Но Гай, он бы вполне смог жить дома, он не настолько инвалид. Я знаю, о чем говорю.

Гай родился слепым. Он не знает, что такое цвета и никогда уже не сможет узнать. Он не видел мир совсем. Это -  врожденная патология. Но он отнюдь не чувствует себя обделенным. Многие дети, живущие здесь, с моим приходом стали куда счастливее. Лия не слышит с рождения. Поэтому ей очень трудно разговаривать. Я вместе с ней ходил на эти пыточные занятия. То, как её учат. Она большая молодец, что научилась воспринимать этот мир через ассоциации. А ещё она приноровилась читать по губам. И, в основном, именно это помогло ей хоть как-то заговорить. Сначала она понимала слова неправильно, но она каждый день трудится. Она говорит, что хочет описать нам с Гаем весь мир так ярко, как только сможет, потому что он по-настоящему прекрасен. Я люблю ребят за то, что они просто рядом.

Я верю в чудеса, знаете. Разве это не чудо, что им удается понимать меня? Разве это не чудо, что мне снятся сны? Может, я тоже когда-нибудь видел? Врачи ничего не могут сказать по этому поводу. Меня привезли в интернат из больницы в возрасте чуть больше года. В странном, очень мягком одеяле. Оно лежит у меня в тумбочке. Эллис сохранила его для меня и описала во всех деталях. Оно нежно-голубое с дракончиками. И дракончики иногда шевелятся. Я знаю, что мадам придумала это для меня, но мне почему-то теплее от этих слов. Ведь все остальное ни о чем не говорит мне. Я знаю, что одеяло теплое и мягкое, удивительно приятное на ощупь. В одеяло была вложена записка с именем и датой рождения. И всё. Именно поэтому я - Гарри Поттер. И я благодарен уже за это. Эллис говорит, что я не был похож на ребенка, от которого сознательно отказались. Она говорит, что меня любили очень сильно. И до сих пор любят. Я знаю. Гай и Лия - точно.

- Поттер!

Ох, ну почему же у неё такой крикливый голос! Ведь здесь так много детей с обостренным слухом. Не пойму, почему это не учли, когда брали ее на работу?! Я буквально чувствую, как Гай вздрагивает от этих звуков. Мы встаем, ребята берут меня за руки, и мы вместе идем к миссис Хервидж. Я могу и сам и немного горжусь этим, но подобное поведение пугает людей. Поэтому мы создаем видимость того, что без ребят я беспомощен. Но это не такая уж и неправда. Без них я практически ничего не могу. Без таких знакомых звуков их дыхания, запахов их кожи и стиранной-перестиранной одежды я теряюсь. Я знаю, что это неправильно, я знаю, что должен быть сильным. Знаю, что как-то должен жить дальше. Но ничего не могу с собой поделать.

Лия говорит, что я должен больше улыбаться и не думать о будущем. Гай говорит, что оно у нас одно на троих. Я киваю. Я знаю, что это означает "да". Я всегда киваю, что бы они ни говорили. И когда я не согласен, они понимают и это. Наша манера общения пугает взрослых. Всех, кроме мадам Эллис. Она говорит, что это Бог послал нам друг друга. Мы молчаливо не верим в Бога. Скорее всего, потому, что не можем в достаточной мере представить его. Мы вообще не можем представить в достаточной мере что-то. Странно, что нам удается понимать друг друга ещё и потому, что у каждого своё собственное представление о мире. И дурацкая философия тут не причем.

У Лии очень хорошее зрение и вестибулярный аппарат. У Гая абсолютный слух и тактильное восприятие. У меня же слух почти болезненный. И нюх. Как будто природа решила компенсировать мне потерянные чувства другими в десятикратном размере. Благодаря своему носу, ушам и пальцам я могу опознать любое ранее встречавшееся мне вещество. Еще у меня пугающе развита интуиция. Эллис называет это предвидением. Странно, но набожная мадам верит в черта и колдунов. Как она говорит, к черту за компанию. А может и не странно это. 

Мадам много читает нам. Мы не помним уже, когда она с детских сказок перешла на классику, перемежая Диккенса, Шекспира, Скотта, Санд, Бронте и Дойла учебниками из школьной программы. Всю её мы освоить, конечно, не могли. Поэтому Эллис читала нам то, что было интересно. Биология и физиология, физика и химия для чайников, специально для меня. Огромное количество литературы об окружающем мире и по изобразительному искусству. Того, сколько мы с Гаем переслушали музыки и звуков природы, хватит лет на пять непрерывного слушания. Странно, но остальные дети не так этим увлечены. Они вообще вяло существуют. Я не вижу этого, не вижу их, но чувствую очень четко. Весь мир для меня болезненно-живой. Это сложно описать, но так я могу лучше ориентироваться в пространстве и именно благодаря этому "предвидению" я так хорошо понимаю Лию.

- Поттер! Мадам Эллис ждет тебя в твоей комнате!

- И почему миссис Хервидж обязательно кричит, - тихо пробормотал Гай. – Если бы дело было по-настоящему срочным, то мадам сама бы пришла к тебе. Она тебя любит.

- А у неё есть фамилия? – тихо проворковала Лия. Я слышу от неё тихое нежное воркование. Наверное, остальные только его и слышат. Старших очень раздражает Лия. Особенно глухих. Они не понимают её, а её общение с нами вообще воспринимают как предательство.

Вообще наш интернат странный. Сюда свозят инвалидов по зрению, слуху и речи. Я знаю, что обычно детей разделяют по разным специализированным интернатам. Но, может быть, дело в том, что сюда попадают те, кто абсолютно не слышит, не видит или не говорит. И здесь уже почти не стараются развивать нас, как будто мы действительно недочеловеки. И все разделены на группы по недугам. Это по-настоящему глупо, ведь остальные дети могут компенсировать друг другу чувства так же, как делаем это мы.

Я осторожно тянусь к рукам Гая, чтобы передать вопрос Лии. У меня с ними свой собственный язык, основанный на прикосновениях. Это сложно объяснить, но мы понимаем друг друга, и это главное. А я знаю их, как самого себя.

- Я не знаю, я никогда не слышал, чтобы к её имени что-то добавляли, - очень медленно проговаривает Гай. Я киваю. Лия только тихо вздыхает.

Мы молча поднимаемся по лестнице. Я слышу сзади тяжелые шаги нянечки. Она боится, что мы упадем и что-нибудь себе сломаем, а, может, даже свернем шею. Вообще, когда она в таком напряжении, я не могу понять, чего она хочет больше. Того, чтобы с нами ничего не случилось или того, чтобы мы покинули уже этот мир. Она испытывает ко всем нам прочное такое чувство отвращения. Это гораздо лучше, чем жалость. Она окружает меня как, наверное, туман… Здесь все пропитано жалостью. Как же я хочу вырваться отсюда! Только Гай и Лия чистые и светлые. Они не жалеют ни себя, ни меня. И не позволяют этого делать остальным. Поэтому отвращение миссис Хервидж отрезвляет меня. Я как-то поблагодарил ее. Она, видимо, поняла, что я знаю, как она думает про нас. И поэтому боится меня больше, чем все остальные.

Как это ни странно, но я люблю лестницы. Они символизируют препятствия, которые мы преодолеваем. Я надеюсь, что смогу преодолеть и большие, если получается с маленькими.

- Мадам, я привела его… их.

- Спасибо, Элиза.

Наверное, ничто на свете не заставит мадам Эллис обратиться к человеку по фамилии. Это мило, должно быть.

- Лия, ребята, садитесь.

Я знаю, что Эллис сейчас улыбается. Улыбка – это не сокращение определенных лицевых мышц, как объясняла нам мадам. Я знаю, что улыбка – это особый тембр голоса. Хотя Эллис сильно обеспокоена. Напряжение витает в воздухе и, вдыхая его, я тоже начинаю нервничать. 

- Гарри, тебе пришло письмо.

Письмо? Если бы я мог, я бы обязательно переспросил. Мне же никто столько лет не писал. Мне вообще никогда не писали! А сегодня, вот, письмо. Подарок на день рождения, что ли?

- Я прочту, хорошо?

Я кивнул, конечно же. Мне же ужасно интересно! Эллис вскрыла конверт. Я привычно потянулся к Гаю.

- Гарри спрашивает, что это за бумага. Он говорит, что она необычно звучит. И странно пахнет. Наверное, он прав. Я не знаю.

Гай всегда чуть-чуть расстраивается в такие моменты. Но он уже привык, что я слышу больше его.

- Эм… Гарри, я, правда, не знаю. Она похожа на оберточную.

Я уверенно качаю головой. Оберточную я бы определил точно.

- Нет? Ну ладно. Давай я просто прочту сейчас.

Эллис разворачивает конверт окончательно и специально медленно для Лии читает. Знает, что секретов у меня от этих двоих нет.

- Школа чародейства и волшебства "Хогвартс". Директор: Альбус Дамблдор (Кавалер ордена Мерлина первой степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов). Дорогой мистер Поттер! Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место Школе чародейства и волшебства "Хогвартс". Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем Вашу сову не позднее 31 июля. Искренне Ваша, Минерва МакГоналалл, заместитель директора. ^

- Его сову? – словно прочитал мои мысли Гай.

- Эм… Гарри, да. Письмо принесла птица. Я попросила ее подождать на заднем дворе. В здании ей бы не обрадовались, верно? Ну… я не знаю, стоит ли писать им что-то. Но адрес они указали точный. Знаешь, я думаю, что если они действительно знают о тебе, то, должно быть, эта школа подходит таким, как ты.

Милая Эллис. Для нее не имеет значения, что письмо принесла сова. Ей не важен и тот бред, что написан в нем. Что я могу сказать? Пусть напишет ответ. Только я, конечно же, никуда не поеду без Гая и Лии. Но мадам и сама это знает. По крайней мере, если это розыгрыш, то не будет обидно за потерянный шанс.

________
^ Текст письма наглейшим образом стащен у Дж. К. Ро. и издательства РОСМЕН.